говорят – заживёт, нужно только время
только в эту чушь я никогда не поверю

Факт обо мне номер один – я ненавижу спать одна.

Точнее, просто не могу; каждый раз все тщетные, бесплодные попытки оборачиваются ночным кошмаром или очередной панической атакой. За долгие, долгие годы жизни с расстройством собственной головы я научилась управлять этим. Изучила саму себя, и экспериментальным путём поняла, что мне помогают успокоиться всего лишь две вещи – алкоголь в любых дозах, или кольцо из рук моего мужа. Лучше и то, и другое одновременно. Называть его «бывшим» сложно даже в голове, что уж говорить про жизнь и все наше окружение. Для доброй половины друзей и знакомых я все ещё остаюсь Адель Хилл [и я сама безошибочно откликаюсь на это имя каждый раз, когда слышу]. Я все ещё ношу оба кольца на левой руке, говоря себе, что это лишь дурная привычка, от которой я вот-вот избавлюсь, что это решительным образом ничего не значит – просто они мне нравятся, напоминая о тех немногих светлых моментах моего разрушенного в хлам брака. И естественно, вот уже который день или даже неделю я решительно собираю свои вещи, чтобы наконец-то уехать от него, начав новую жизнь; вот только все мои чемоданы по таинственным и необъяснимым причинам так и остаются пустыми. Иногда мне кажется, что наш развод был не более чем вызовом для нас обоих; неким показателем того, что мы действительно можем это сделать, что никто из нас не трус и не сдал назад под натиском второго. И вот мы оба получили долгожданную свободу, которая странным образом не изменила в наших жизнях практически ни-че-го. Понятия не имею, стоило ли оно того, если бы меня вдруг кто-то об этом спросил.

– Да, сладкий. – хрипло говорю севшим голосом в трубку, когда вижу номер Вишни на экране; слегка прищуриваюсь от яркого света, пытаясь сообразить, который сейчас час. – Ты на часы смотрел? – интересуюсь с легкими нотками раздражения в голосе, разминая затёкшую шею. Вишня суетится; глотая слова каждый раз, когда волнуется, говорит что-то об Аароне, чертовых ублюдках и ножевых ранениях. Я со стоном выпрямляюсь на кресле, где Аарон сто тысяч раз находил меня в те вечера, когда он долго не возвращался домой; я не могла уходить в постель без него, для меня одной там было слишком много места. Вздыхаю, выбрасывая мысли о его широкой спине из головы, и отрезаю, весьма нагло перебивая вишнёвого мальчика: – Вызови ему скорую, пусть проведёт ночь в больнице. Я давно сплю, Вишня. Спокойной ночи вам обоим!
Это ложь, и он прекрасно об этом знает, ещё до того момента, когда я вешаю трубку. Только в тех случаях, когда Аарон проводил профилактическую ночь за решеткой, или уезжал куда-то, я считала минуты до рассвета, до тех пор, пока тяжёлый сон не забирал меня с собой на пару часов. Тогда и только тогда я спала без него. Во всех остальных случаях исключений для меня не существовало.

Факт обо мне номер два – я ненавижу запах, вид и вкус крови. Иронично, что за пять лет брака с Аароном я видела ее в таких количествах, что хватило бы на десять жизней вперёд. И каждый раз, когда я доставала аптечку с привычного места, чтобы вооружиться бинтами и перекисью, я переступала через себя, просто потому что мне не нравилось видеть прекрасное тело Хилла повреждённым; оно определено заслуживало более нежного к себе отношения. Скептически поднимаю брови, наблюдая за телодвижениями ворвавшегося, как ураган, Аарона; судя по виду, он и правда чувствует себя херово, что заставляет шевельнуться в моей груди некий огонёк беспокойства. Но все эти мысли тут же исчезают, словно их никогда и не было, как только он моментально обвиняет меня в том, чего я [как ни странно] не делала. – Пошёл ты, Хилл, – тут же огрызаюсь, вновь закатываю глаза, с болью в сердце наблюдая за тем, как он беззастенчиво выливает мой любимый бурбон на свою некогда белую футболку. Раньше я бы тут же ввязалась в драку, приняв его провокацию, начиная доказывать, что за сегодня не выпила ни капли; а сейчас не вижу ни малейшего повода начинать этот разговор вновь. Ему ведь плевать на меня, так почему я должна оправдываться?! Мы больше не женаты; даже окружной суд Сентфора теперь не имеет никаких прав на вмешательство в нашу частную жизнь.

Медный привкус крови медленно оседает на моем языке, вызывая подкатившую к горлу тошноту; ещё раз закатив глаза в ответ на его последнюю реплику, я молча разворачиваюсь, удаляясь в ванную на поиски своей дежурной аптечки. Хилл никогда в жизни не притрагивался к ней, самоуверенно считая, что шрамы мужчину только украшают; но тем не менее, почему-то без единого слова сносил всю медицинскую помощь, которую я каждый раз ему оказывала. Хотелось бы думать, что ему была приятна моя забота, но за пять лет такие идиотские мысли перестали посещать мою голову. Возвращаюсь в полумрак гостиной, тут же погружаясь в вязкий запах крови, которая разливалась на его футболке все более и более ярким пятном. – Осторожнее, подними руки. – привычно командую, стараясь не слишком задевать его, когда стягиваю ненужную ткань через голову, отбрасывая испачканную футболку на пол. – Твою мать, Аарон! – мои зрачки расширяются при виде довольно глубокого ножевого ранения, которое мой не самый умный бывший муж наивно пытался вылечить бурбоном. – Тебе надо в больницу, – прикусываю нижнюю губу в неподдельном волнении, поднимая свои глаза к его темным зрачкам.[float=left][/float] – По-твоему, это смешно или похоже на шутку?! У тебя же дыра в боку! – боже, каждый раз ведёт себя, как ребёнок, делая вид, что бессмертен или неуязвим, как будто у него здоровье супермена или гребаного Тони Старка. Я смачиваю бинты в растворе перекиси, и без предупреждения прикасаюсь влажной тканью к кровавой ране, ощущая, как тело Аарона тут же дёргается от боли под моими руками. – Тише, все хорошо. – на мой взгляд – не слишком, и мы оба прекрасно это понимаем. Его кожа такая горячая, что я машинально протягиваю руку, чтобы легко коснуться его лба, проверив температуру. На долю секунды наши взгляды пересекаются, и я вздрагиваю, не желая, чтобы он вновь читал меня, как открытую книгу. Опускаю глаза, возвращаясь к своему привычному занятию, заменяя одни окровавленные бинты другими в попытках как можно скорее остановить кровь.

– Что случилось на этот раз?.. – спрашиваю как можно более будничным и безразличным тоном, легко указывая подбородком на его бок. Мои пальцы, сжимающие бинты, на секунду соскальзывают к обнажённому участку его кожи на бедре. Я делаю вид, что все в полном порядке, под моим полным контролем, и тут же отдёргиваю ладонь. Напускаю на себя сосредоточенный и крайне независимый облик, пока роюсь в аптечке в поисках антисептика, который должен предупредить заражение крови.

Ведь факт обо мне номер три – я умею просто блистательно притворяться безразличной.

Подпись автора

,, давай все оставим на этой ноте
в с е,   ч т о   т ы   д а л ь ш е   с к а ж е ш ь  -  и с п о л ь з у ю  против

м ы    в с е    и с п о р т и л и ,    м ы    в с е    п о т р а т и л и    //
брось, ну какие мы к черту  п-р-и-я-т-е-л-и? ,,

все твои слова — о р у ж и е
чью любовь ты всё время заслуживаешь?..

Каждый раз, когда я все-таки беру себя в руки и ложусь спать с кристально-чистой головой, наутро дико жалею об этом. Проблема в том, что моих денег достаточно для обоих вариантов ‒ и для того, чтобы утонуть в самом дорогом высокоградусном и антидепрессантах, и для того, чтобы лечь в фешенебельную клинику подальше отсюда, чтобы раз и навсегда очистить мою кровь от токсинов, а мозги ‒ от желания срастись с бокалом вина или чего-нибудь покрепче. Но на самом деле я понятия не имею, чего мне хочется больше. В какие-то дни моя жизнь настолько спокойна, что я даже немного довольна ей, принимая себя со всеми своими изъянами; но большую часть времени мои мысли заняты самобичеванием и страхом, и у меня не получается остановить этот поток самостоятельно. Я управляю своей зависимостью или она мною? За все эти годы я так и не нашла ответа на этот вопрос, так что перестала даже пытаться, действуя по ситуации. Сегодня, например, я искренне собиралась ограничиться лишь чашкой успокаивающего чая; не потому, что хотела доказать что-то себе или Аарону, а потому что день выдался достаточно спокойным.

Ровно до тех пор, пока Хилл не ввалился домой в компании своих любимых обвинений, приправленных щедрой толикой желчи.

В моей душе поднимается неконтролируемое желание зашить не дыру на боку Аарона, а его рот, чтобы наверняка больше не услышать ни одного ценного замечания, не относящегося к действительности. Скольжу по его скулам презрительным взглядом, глотая комментарий о том, что дрянь из них двоих вовсе не бурбон; не хочу опускаться до его уровня, хотя прекрасно знаю, что все равно рано или поздно не выдержу. ‒ Сегодня ‒ никак, если тебя вдруг это волнует, ‒ сухо отрезаю, не желая перехватывать его постепенно мутнеющий взгляд. Аарон, сотканный из тысячи пороков, но при этом не забывающий чуть ли не ежедневно порицать меня за алкоголизм, каждый раз вызывает у меня то ли улыбку, то ли раздражение; иногда мне кажется, что на самом деле он всерьез переживает, будто я согласилась выйти за него только под воздействием чего-то горячительного. К сожалению, это было неправдой; иначе бы меня уже давным-давно здесь не было.

Откладываю в сторону ватные тампоны, пропитанные антисептиком, мысленно уговаривая себя на самое неприятное ‒ зашивание раны. Это вечное неопределенное желание то сделать ему как можно больнее, то наоборот, поскорее помочь, сводит меня с ума. Он никогда не был святым, а в списке идеальных мужей не занял бы даже последнюю строчку; но откуда-то я чертовски точно знаю, что на моем месте он поступил бы точно так же, как я сейчас, путаясь пальцами в тонкой нити для зашивания. Делаю несколько коротких вдохов и выдохов, прежде чем ввести иглу под его кожу, и стараюсь отвлекаться на его мерный тон голоса. В какой-то момент мои пальцы соскальзывают из-за крови, и я царапаю его кожу; улавливаю тихий вздох боли и свожу брови на переносице. ‒ Так какого черта ты вообще пошел туда сам? ‒ мой голос звучит в высшей степени обвиняюще; мы проходили этот разговор примерно сто тысяч раз, и каждый раз получали одинаковый итог. ‒ Если ты продолжишь подставляться даже по таким мелочам, до своей следующей свадьбы явно не доживешь. А мне не идет черный, и я не собираюсь сочинять речи для твоей прощальной процессии. Неужели так сложно это понять?! ‒ я поднимаю на него сверкающие яростью глаза; на самом деле я говорю не о черном и даже не о прощальной речи, и он прекрасно это понимает. Я так сильно и так часто хотела уйти от него, что теперь совершенно не представляю своей жизни_без. По отдельности. И одно дело, если он действительно рано или поздно найдет себе кого-то, и наши пути окончательно разойдутся, и совсем другое ‒ если одна из пулей или ножевых ранений попадет в цель. Иногда мне казалось, что он сам хотел этого, иных причин бесконечно подставляться я просто не находила. Я могла бы предложить ему десяток более приятных способов самоубийства, если бы он вдруг этого захотел.

Заканчиваю сшивать края раны, невольно вздрагивая, когда его пальцы вдруг берут меня за подбородок. Привкус его металлической крови оседает на языке; я упрямо дергаюсь, чтобы выбраться, но его прямой вопрос заставляет меня оставить свои попытки и усмехнуться. Аарон всегда остается Аароном, даже с дырой в боку и перепачканными в крови руками. ‒ Ты такой самоуверенный. ‒ улыбаюсь краешком губ, потому что его замечание о том, что я ждала его, правда меня веселит, и мне хочется поддеть его в ответ. ‒ Не думал о том, что я просто не хочу спать с тобой в одной постели? ‒ скольжу по нему насмешливым взглядом, не выдающим ничего лишнего; брось, Аарон, тебе все равно не переиграть меня в этой игре. Бесполезно пытаться вывести меня на что-то, о чем я сама не захочу тебе рассказать, ты ведь прекрасно об этом знаешь. [float=right][/float]Проходит несколько секунд, которые кажутся мне вечностью; я не свожу с него глаз, вглядываясь в собственное яркое отражение в его зрачках. Как будто я навсегда впечаталась в его сетчатку, даже когда он не смотрит на меня. ‒ О, я надеюсь передать эту честь твоей следующей жене, ‒ с нескрываемым сарказмом реагирую на слова, которые на самом деле больно царапают меня внутри. Я не хочу даже думать об этом; ни о смертях, ни о вторых женах, на самом-то деле. ‒ Пусть разбирается с твоей чокнутой жизнью, а с меня достаточно. ‒ сверкаю глазами, в глубине которых скользит грусть, но, в противовес собственным словам, вновь прикасаюсь к его щеке тыльной стороной своей ладони, которая не испачкана в крови. ‒ У тебя поднимается температура. ‒ тихо выдыхаю, а потом, помедлив секунду, тянусь вперед, чтобы прикоснуться губами к его лбу. Замираю так на несколько мгновений, позволяя жару его тела перекинуться на мою кожу. Чертово волнение за его жизнь вырывается из моего рта толчками вместе с дыханием; и я прекрасно понимаю, что теперь уже точно не сомкну глаз этой ночью до самого утра.

Отредактировано Adele Moring (2020-12-11 19:41:52)

Подпись автора

,, давай все оставим на этой ноте
в с е,   ч т о   т ы   д а л ь ш е   с к а ж е ш ь  -  и с п о л ь з у ю  против

м ы    в с е    и с п о р т и л и ,    м ы    в с е    п о т р а т и л и    //
брось, ну какие мы к черту  п-р-и-я-т-е-л-и? ,,

Если бы я знала, что ножевые ранения сделают мистера Хилла настолько разговорчивым и сентиментальным, я бы без зазрения совести наносила ему колото-резаные раны едва ли не каждый день. Все равно на нем все заживало с рекордной скоростью, как будто регенерация и одновременно умение попадать во все самые опасные ситуации в этом городе были его тайной сверхспособностью. Моей было умение слушать и слышать; я пила столько антидепрессантов и алкоголя для того, чтобы забыть, но вместо этого совершенно отчетливо помнила каждую мелочь; особенно в тех вопросах, что касались его. Если поднапрячься, я могла бы процитировать текст наших давних свадебных клятв, впрочем, можно сказать, что на этом все любовные признания с его стороны можно было бы считать завершенными. Мне понадобилось очень много времени и даже один развод, для того, чтобы понять ‒ свою привязанность он скорее выражает действиями, чем высокопарными комплиментами о том, как я сегодня прекрасна. Аарон был честным от начала и до конца; кого-то его прямолинейность могла злить или раздражать, но со временем я привыкла к этому, и даже начала находить свои плюсы в том, что из нас двоих хорошо лгать получалось только у меня.

Его слова о доверии согревают меня почти также сильно, как обжигающий желудок алкоголь; не то чтобы я когда-то в этом сомневалась, однако сейчас он говорил так просто, что это невольно подкупало. Я чуть отстраняюсь от его лица, перехватывая расфокусированный и расслабленный от обезболивающих взгляд; не думаю, что я на самом деле заслужила его доверие. Он наверняка был уверен в том, что знал меня вдоль и поперек; я бы сказала, что знал лишь немного лучше, чем остальные. Я и сама не доверяла себе. Если бы он только знал, какие мысли иногда посещают мою голову в особенно депрессивные периоды моей жизни, наверняка побоялся бы спокойно поворачиваться ко мне обнаженной спиной в постели. В первые годы совместной жизни с ним меня мучал почти физически_болезненный страх; я боялась однажды проснуться и увидеть, что проиграла очередную битву за здравомыслие, перерезав его горло потому, что очередные голоса в голове попросили меня сделать это. Меня тянуло к нему также сильно, как я сама отталкивала его от себя, в первую очередь, думая о его жизни и безопасности. Быть со мной ‒ равнозначно тому, чтобы осознанно и по доброй воле засунуть голову в гнездо со змеями, или же положить в карман бомбу, у которой вот-вот закончится обратный отсчет. Никогда не знаешь, сколько тебе еще осталось, да? Впрочем, Аарон всегда был смелым и безумным одновременно; наверное, именно поэтому он когда-то и выбрал самую сложную задачку со звездочкой в моем лице.

Я успеваю лишь бросить на него лишь один возмущенный взгляд, прежде, чем он утаскивает меня за собой к дверям спальни; кое-как выбравшись из-под его железной руки, которая явно не хотела покидать мое плечо, я отряхиваю свою футболку с таким царственным видом, будто меня только что пригласили на прием к английской королеве, и я проверяю, достаточно ли роскошно выглядит мое платье. Комната слишком быстро наполняется ненавистным мной медным привкусом крови, и я поспешно открываю окно, позволяя морозному воздуху с улицы забраться мне под одежду. С некоторых пор холод нравился мне больше, чем обжигающее ощущение огня; если только этим огнем не была раскаленная кожа Аарона. Смотрю на него сверху вниз, надеясь, что он не заметит мою почти_нежную улыбку в полумраке; чувство страха за него понемногу, толчками покидало мое тело, но для того чтобы окончательно расслабиться и уснуть мне явно не хватило бы и пары тех бутылок, что он только что опустошил. ‒ Эй, это был мой любимый бурбон! ‒ протестующе восклицаю, наблюдая за тем, как последние капли исчезают из бутылки, ‒ ты ведь явно не купишь мне пару таких новых, да? ‒ скептически поднимаю бровь, и теряю бдительность ровно на секунду.

Этого хватает только что находившемуся на пороге смерти Хиллу для того, чтобы слишком резко для человека с дырой в боку схватить меня в кольцо своих рук, и уронить на кровать. ‒ Аарон, что ты делаешь?! ‒ восклицаю скорее с притворным, чем настоящим возмущением, стараясь даже случайно не задеть его только что зашитую рану локтем. ‒ Если шов разойдется, ты будешь сам его зашивать. ‒ впрочем, не думаю, что его хоть как-то волнуют мои угрозы, слишком уж довольным и одновременно расслабленным он выглядит. Столкновение холодного воздуха в комнате и горячей кожи его тела в непосредственной близости от моего вызывает волну мурашек у меня на позвоночнике; и я совершенно машинальным и привычным жестом устраиваюсь у него на плече, позволяя его рукам обвивать мою талию. Ощущение полнейшей безопасности, и того, что пока я здесь, рядом с ним, со мной никогда и ничего не случится, разливается по каждой клеточке моего тела; но я тяжело вздыхаю, все еще обдумывая его последние слова.

[float=right][/float]‒ На самом деле это все ложь, ты ведь знаешь. ‒ приподнимаю голову, стараясь найти глазами его лицо в полумраке. Беру паузу на то, чтобы подобрать нужные слова, а потом довольно безжалостно продолжаю, ‒ На самом деле мы давно разведены, и нас ничего не связывает. Мы оба здесь только потому, что не умеем справляться и жить по отдельности. ‒ мне почти хочется, чтобы он поспорил со мной, чтобы сказал, что я в очередной раз несу какой-то бред, но сейчас я и сама не смогла бы сказать, кого из нас двоих пытаюсь убедить своими словами ‒ себя или его. Печальная улыбка трогает уголки моих губ, и я нежно провожу пальцами по его щеке, как будто только что и не говорила самых болезненных слов, которые только могли родиться в моей голове. ‒ В тебе говорит обезболивающее и алкоголь. На самом деле я чертовски достала тебя, Аарон, надеюсь, с этим ты спорить не станешь. ‒ усмехаюсь, притягивая его ближе к себе, и тяжело вздыхаю, на минуту прикрывая глаза. ‒ Тебе нужно отдохнуть. Я буду здесь, обещаю. ‒ переплетаю свои пальцы с его, давая понять, что точно никуда не уйду.

По крайней мере ‒ не сегодня.

Подпись автора

,, давай все оставим на этой ноте
в с е,   ч т о   т ы   д а л ь ш е   с к а ж е ш ь  -  и с п о л ь з у ю  против

м ы    в с е    и с п о р т и л и ,    м ы    в с е    п о т р а т и л и    //
брось, ну какие мы к черту  п-р-и-я-т-е-л-и? ,,