Эхо моих каблуков звонкой дробью отдается в гулких темных коридорах, когда я пересекаю их на предельной даже для меня скорости. Кажется, еще минута, и на кончиках моих крыльев вот-вот вспыхнет огонь, вызванный искрами невероятного раздражения, которое я излучаю. С решительностью, которая достойна лучшего применения, я спускаюсь в нужное мне крыло, и сворачиваю в очередной извилистый коридор, ведущий к комнате Люцифера. Я могла бы повторить эту дорогу с закрытыми глазами, когда угодно, настолько хорошо я ее помнила. Это бесило меня больше всего, и без того переполненная агрессией темная кровь в моих венах бежала еще быстрее. Я не была здесь несколько десятков лет или даже столетий, а все еще прекрасно помню, куда идти. Как же иронично. Мои обычно холодные серые глаза мечут молнии, кажется, я вот-вот расплавлю пол под собой взглядом. Любой самый бездарный непризнанный при виде меня с легкостью определил бы, насколько же я зла, разочарована, в каком недоумении нахожусь. В голове мелькают чертовы флэшбеки, картинки, которые я предпочла бы забыть раз и навсегда, вырезать их своей памяти, словно их там никогда не было. Но к сожалению, это невозможно. Ужас всего бессмертного существования заключается в том, что все твои ошибки и неприятные моменты будут с тобой вечность. Ты даже не можешь умереть и переродиться каким-нибудь цветком на клумбе без воспоминаний, чистым листом, который ничего не помнит о прошлом. Хотела бы я иметь такую сверхспособность ‒ забывать. Но увы, забвение было недоступно высшим существам.

Я беспрепятственно добираюсь до нужной мне двери, изредка провожаемая любопытными и удивленными взглядами. Действительно, я не появлялась у двери Люцифера несколько столетий, вот уж событие мирового масштаба. Неси шампанское, придурок, мысленно обращаюсь я к особенно бесстыдно глазевшему на меня незнакомому демону. Но я настолько зла, что мне наплевать на то, кто и что обо всем этом подумает. Мои мысли невольно возвращаются на пару минут назад, к тому моменту, когда я, прорыдав несколько бессонных ночей, стояла в кабинете Геральда, готовая понести свое наказание. Больше всего меня задевало то, что он было несправедливым и незаслуженным. Меня бесили порядки в этой идиотской школе. Я поступила сюда не так давно, и меня до сих пор поражала вся эта святость, консервативные устои и полное отсутствие свободы воли. Было ощущение, что из нас воспитывают каких-то рабов, годных только на то, чтобы исполнять чьи-то чужие приказания. Родители всегда говорили мне, что моя вспыльчивость и неумение держать язык за зубами когда-нибудь сослужат мне недобрую службу. Я только отмахивалась, но в итоге так всегда и получалось. Я просто не могла оставаться в стороне, если видела фальшь и наплевательское отношение. А дурацкие школьные задания на земле поначалу казались мне именно такими. Ну серьезно, неужели судьбы мира так глобально изменятся от того, что я буду убеждать какую-то шестнадцатилетнюю школьницу отомстить однокласснице, которая над ней издевалась? Или кто-то умрет, если вместо задания я отправлюсь в человеческий торговый центр, чтобы очаровать парочку продавцов мужского пола, и вернуться домой с ворохом новой одежды? В моей голове просто не укладывалась серьезность всех этих мероприятий, поэтому я отчаянно сопротивлялась, дерзила и часто поступала по-своему. На последнее задание я отправилась в ужасном настроении, и сделала все решительно наоборот ‒ вместо того, чтобы подтолкнуть потерявшего от безответной любви голову парня совершить самоубийство, хорошенько прочистила ему мозги разговорами о том, что любовь ‒ это миф, и она точно не стоит того, чтобы сводить счеты с жизнью. Да, я пожалела его. Да, я проявила чертово мягкосердие. Да, я не хотела, чтобы на моих руках была кровь человека, которого я даже не знала. Но порядки этой идиотской школы были таковыми, что вместо поощрения за то, что я не поддалась стадному чувству и подумала своей головой, я получила жесточайшее наказание. Целый месяц должна была торчать в этой дурацкой небесной тюрьме без права спускаться на землю. Кажется, когда Геральд объявлял мне это, я даже расплакалась от этого букета чувств, что обуревали меня ‒ целый эмоциональный клубок всего, от злости и раздражения до жалости к себе, которую я обычно не допускала и презирала. Через пару дней мне пришлось взять себя в руки и явиться к Геральду вновь, узнать что... мое наказание больше не действует, потому что кое-кто поручился за меня, и взял его на себя. Мои глаза распахнулись от удивления, и кажется, на мгновение даже дар речи пропал. ‒ Мое наказание... что? Кто? ‒ только и смогла выдавить из себя, продолжая пялиться на Геральда, как идиотка. Когда он, спустя долгие и томительные мгновения моих уговоров все-таки назвал имя, мне показалось, что я ослышалась. ‒ Геральд, если ты решил добить меня еще больше, то момент откровенно неподходящий, ‒ с плохо скрываемым раздражением проговорила я, нервно встряхивая крылья за спиной. Однако все это оказалось правдой. Чертовой правдой. Наш великий, несравненный, и, как оказалось, невероятно благородный принц Ада, после пары сотен лет полного игнорирования моего существования, неожиданно решил сделать щедрый жест, взяв мое наказание на себя. От шока я даже не попрощалась с Геральдом и вообще ничего ему не сказала, просто пулей вылетела из кабинета, точно зная, куда направлюсь.

Нашей молчаливой холодной войне с Люцифером приходил оглушительный и бесповоротный конец. Если он думал, что я молча проглочу эту выходку, как проглотила его исчезновение из моей жизни без малейших объяснений, то он глубоко ошибался. Я больше не та малышка Мими, что смотрела на него с открытым ртом, и искренне считала лучшим мужчиной во вселенной. Увы и ах, те времена давным-давно прошли. Я честно игнорировала его присутствие все то недолгое время, что мы учились вместе, но сейчас мне нужны были ответы. И были нужны немедленно.
Я с силой стучу в его запертую дверь несколько раз, пока он, наконец, не открывает. Влетаю внутрь его комнаты без приглашения, успевая быстро оценить обстановку ‒ слава Шепфе, он одет и находится в одиночестве. А то слухи, знаете ли, ходили разные... Какое-то время я просто молча смотрю в его изменившееся с годами лицо, в его глаза, которые остались прежними. Мои собственные, обычно прохладные серые глаза на этот раз мечут молнии, и я простреливаю Люцифера тяжелым, грозовым взглядом. Молчание между нами затягивается, и я, наконец, начинаю говорить потрескивающим от еле сдерживаемой злости голосом.
‒ Может объяснишь мне, что ты устроил? ‒ скрещиваю руки на груди, защищаясь от его испытывающего взгляда, и смело делаю несколько шагов ему навстречу, ‒ Что за цирк, Люци? За пару сотен лет, что мы не общались, у тебя начались проблемы с памятью, и ты забыл, что благородство никогда не было твоей сильной стороной? ‒ это очевидная неправда, ведь по отношению ко мне он всегда был именно таким, но мне ужасно хочется сделать ему больно. Низменное и какое-то детское желание. Впрочем, уж я-то точно никогда не была образцом светлого разума и добродетели. Он должен это помнить. ‒ Разве я просила тебя лезть в мою жизнь?! ‒ добавляю уже тише, тем же прохладным тоном, в котором так явственно звучит металл.

Подпись автора

,, но жить с ней — как в аду: что ни день,т о    о ч е р е д н а я   п-ы-т-к-а.  иногда мне кажется,
что когда-то я подписался на каждодневный БДСМ // без стоп слова ,,

Наслаждаюсь его обескураженным видом, легким огоньком удивления и одновременно заинтересованности после моего внезапного появления, который мелькает в его глазах. Понимаю, непривычно, когда малышка, к которой ты так привык, вдруг показывает свои коготки. Я упрямо поднимаю подбородок вверх, всем своим видом показывания, что меня ничто не сдвинет с места, даже если на наши головы вдруг обрушится потолок. Иногда я обладала неиссякаемыми запасами терпения, особенно если речь шла о настолько близком мне создании, как Люцифер. Я действительно умела затаиться, выждать момент, чтобы получить желаемое, но рано или поздно происходил какой-то щелчок, который совершал выстрел у меня в голове. Игра в молчанку закончилась, как и мое хваленое терпение. Хватит, мне до чертей это все надоело. Этот разговор был также неизбежен, как сотворение ада или рая. Рано или поздно это должно было произойти. Сколько еще мы собирались переходить на другую сторону коридора, едва завидев друг друга? А в скором времени нас вообще могут поставить в пару на одном из заданий, и что тогда? Будем общаться жестами или писать друг другу записки?! Но все это было полной глупостью и ерундой по сравнению с одним-единственным вопросом, который я задавала себе настолько часто, что уже почти просверлила им дырку у себя в голове. Что, черт возьми, тогда произошло? Что я умудрилась сказать или сделать такого, чтобы он разом, в один момент, выкинул меня из своей жизни, как ненужный мусор? Я сходила с ума, пока искала тысячи причин своих несовершенств. Пока думала, что дело во мне. Пока твердила себе, что я настолько ужасна, что даже не заслуживаю того, чтобы со мной просто поговорили. Еще больше ситуацию осложняла моя чертова гордость, которая наверняка родилась раньше меня. Внутри все горело от злости, обиды и несправедливости, мне было так больно от того, что произошло, что я даже не допускала мысли о том, чтобы просто взять и попытаться все выяснить. Люцифер не потрудился, так почему должна была я? Я понимала, что он думает про меня точно также; понимала, что наше поведение все больше и больше отдаляет нас друг от друга, пока не отнесет на то расстояние, на котором мы уже не сможем друг до друга дотянуться, как бы сильно не старались. Так и произошло; дни сменялись годами, пока мы оба просто молча стояли и смотрели на то, как становимся не более чем незнакомцами друг для друга. Я знала, что правда рано или поздно всплывет наружу, ведь так происходило всегда. Просто говорила себе, что сейчас этот момент еще не настал. Мне было до ужаса страшно узнать, что произошло на самом деле, гораздо проще было тихо ненавидеть Люцифера в своей голове, ощущая себя несчастной брошенной жертвой. И только теперь, когда у меня наконец появился дурацкий повод в виде дурацкого наказания, я ухватилась за него обеими руками. Я медленно качаю головой, глядя в лицо Люцифера с откровенным вызовом, и усаживаюсь прямо на его письменный стол, без всякого приглашения. Небрежно отодвигаю в сторону учебники, закидывая ногу на ногу.

‒ Я не сдвинусь с этого места ни на дюйм, пока не получу ответы. И что ты сделаешь? Свяжешь меня? Выкинешь отсюда силой? ‒ поднимаю одну бровь, смело глядя в его лицо; чувствую, как он понемногу начинает закипать. Его энергетика настолько привычная и знакомая мне, что иногда ощущается, как моя собственная. Она медленно смешивается с моей кровеносной системой, и я слегка ерзаю на своем месте от полузабытого ощущения. Его слова о жалости ко мне вызывают у меня лишь очередную веселую ухмылку. Хорошая попытка. Я почти в нее поверила.
‒ То есть когда ты игнорировал меня сто тысяч лет, то не жалел меня, а теперь вдруг в один прекрасный день это чувство проснулось? ‒ смотрю на него с откровенно насмешливыми искорками в глазах, наверное, впервые в жизни так смело и так открыто. Малышка Мими наконец выросла. Иногда она бывает слишком уж чувствительной или нерешительной, но сегодня точно не тот самый день. Сегодня я как никогда уверена в себе и в своем многовековом желании наконец узнать правду. Скрещиваю руки на груди, прикасаясь к лицу демона своим прохладным грозовым взглядом. Если понадобится, я буду ходить следом до тех пор, пока у него не лопнет терпение и он просто не придушит меня или не заколет каким-нибудь старинным ножом из собственной коллекции. И то это не гарантирует того, что я не стану являться к нему с того света в нервных кошмарах. Усмехаюсь своим дурацким мыслям, а потом нетерпеливо, но мягко произношу:

‒ Брось, Люцифер. Я знаю всех твоих демонов по именам. Я знакома с ними лично, ‒ улыбаюсь краешком губ, но улыбка выходит немного грустной. В конце концов, мы не виделись так давно. Вполне возможно, что он превратился в другого человека, убив в себе все то, что я когда-то так сильно в нем любила.
‒ Ты знал, что я рано или поздно приду за ответами. Считай, что этот день настал. Объясни мне, что происходит, не заставляй читать самой в твоих глазах, ‒ это было откровенным блефом, и мы оба это знали. Я никогда не была сильнее него, и никто не был; прочитать что-то в глазах Люцифера я могла бы только если бы он сам мне это позволил; но, кажется, этого никогда не случится. Уж точно не в этой жизни, где мы остаемся так ужасно далеки друг от друга.

Подпись автора

,, но жить с ней — как в аду: что ни день,т о    о ч е р е д н а я   п-ы-т-к-а.  иногда мне кажется,
что когда-то я подписался на каждодневный БДСМ // без стоп слова ,,

Самое сложное для меня сейчас ‒ выдержать все это до конца. Не поддаться всепоглощающему желанию снова малодушно исчезнуть из его жизни, ведь у нас так здорово получалось делать вид все это время, что мы незнакомы друг с другом, и что на месте нашего общего прошлого осталась не более, чем пустота. Моя хваленая внешняя уверенность в себе, которую я обычно с удовольствием демонстрировала всем и каждому, сейчас так отчаянно тает, оставляя после себя лишь холодную черную дыру. С чего я вообще взяла, что он будет со мной разговаривать? Что будет объясняться передо мной? Просто потому, что когда-то давно нас связывали определенные отношения? Это время давным-давно прошло, и у нас не получится отмотать все назад, мы ведь не в дурацкой романтической мелодраме, это жизнь. Наверняка у него были дела поважнее, чем просто сидеть и ждать, когда же у меня наконец появится настроение прийти и поинтересоваться, что же все-таки между нами тогда случилось. С другой стороны, он ведь сам дал мне повод, когда так неожиданно подумал, будто имеет право решать, что мне делать. Если это была дурацкая проверка моей реакции, окей, пусть я ее не прошла, если заявилась сюда, как последняя идиотка. Повелась на первое же упоминание себя из его уст. Да и на хер это все, с плохо сдерживаемой злостью думаю, уже планируя слезать со злополучного стола, чтобы убраться из его комнаты подальше. Он прав, все это ужасно глупо, и я определенно не должна здесь находиться. Нам все равно уже ничего не исправить, так?.. Однако злость Люцифера, которую я ощущаю почти физически, обдает кожу на моем лице арктическим холодом, заставляя застыть на месте. Волны страха, которые я сдерживала с таким трудом, понемногу накрывают меня, заставляя чувствовать онемение и слабость во всем теле. Я не могу пошевелиться, когда он оказывается прямо напротив меня, и так внимательно смотрит в мои глаза, словно собирается прочитать там все ответы. Его вопрос несколько застает меня врасплох, и я собираю последние остатки смелости, прежде чем гордо поднять подбородок, и выдержать его раскаленный взгляд. Я совсем не чувствую той уверенности, о которой говорит демон, но ему необязательно об этом знать.

‒ Ты задаешь слишком много вопросов. Но сейчас не моя очередь отвечать, ‒ поднимаю одну бровь, упрямо сжимая челюсти, за что тут же расплачиваюсь получением удара, который Люцифер наносит несчастному столу. Я вздрагиваю всем телом от неожиданности и грохота, с большим трудом удерживаясь от того, чтобы не зажмуриться, и продолжить смотреть в тлеющие огоньки его зрачков. Его злость окутывает меня вибрирующими волнами в пространстве, заставляя подрагивать от нервозности. ‒ Ты пугаешь меня, Люцифер, ‒ говорю онемевшими губами по возможности спокойно, хотя мое сердце бьется с какой-то нечеловеческой скоростью. Я ощущаю прилив страха, адреналина, чувства опасности ‒ все сразу и ничего одновременно. Мне хочется просто слезть со стола и исчезнуть отсюда, оставив выяснения отношений кому-нибудь другому. Возможно, я и правда переоценила свои возможности, когда решила, будто готова к этому разговору. Иногда прошлому лучше оставаться в прошлом; жаль, что я никогда не могла этого понять. Взгляд Люцифера сверлит меня до самых ребер, и это до крайности неприятное, опустошающее чувство. Я поеживаюсь под ним, неосознанно подаваясь назад, подальше от его лица, а когда он наконец начинает говорить, то мне кажется, будто я ослышалась. Свожу четко очерченные брови, пытаясь понять, что он вообще несет, о чем говорит. Предательство друга? Предательство? Я смотрю на него с искренним непониманием, пока в моей голове происходит ядерный взрыв из целого спектра сплетенных эмоций. Хочется нервно пошутить, что он с кем-то перепутал меня, но слова сами собой застревают в горле.
‒ О чем ты вообще говоришь? ‒ кое-как выдавливаю из себя, впиваясь в его лицо взглядом, полным недоверия. Если он захотел сочинить эту историю, чтобы просто избавиться от меня, то идея была откровенно дурацкая. Он не мог так поступить со мной.

От немедленного ухода меня останавливает лишь ощущение энергетики Люцифера, которую я не могла перепутать ни с чем другим. Он балансировал на грани холодной ярости и ненависти ко мне, и явно свято верил в то, что говорит. Я пытаюсь сложить два и два, а когда осознание наконец приходит, в груди разливается свинцовая, болезненная тяжесть от его слов. Я просто не могу поверить. Нет, я не верю ему, это ни что иное, как кошмарный сон. Какое-то время я сижу в оцепенении, оглушенная его грубой речью, пока мое сердце колотится все сильнее, а ладони начинают дрожать от обиды и несправедливости. Только когда в моих глазах появляются первые обжигающие слезы, я наконец нахожу в себе силы встать на ноги, и сделать несколько шагов навстречу к нему. ‒ Я не делала этого, Люцифер, ‒ мой голос, поначалу потрескивающий от напряжения, постепенно повышается, ‒ Я бы никогда в жизни не предала тебя. Я всегда была на твоей стороне, черт тебя возьми! ‒ срываюсь на крик, яростно вытирая все набегающие слезы с лица, ‒ Разве не я была здесь, рядом с тобой, каждый раз, что бы ни происходило, даже когда ты срывался на меня, был в хреновом настроении или не хотел никого видеть?! ‒ качаю головой, не в силах поверить в то, что он так легко отказался от меня из-за лжи. ‒ И после всего этого ты так легко поверил в слова своего отца, даже не поговорив со мной? Не спросив меня?! ‒ я неверяще качаю головой, пока мои крылья дрожат от всех переживаемых эмоций. Я делаю несколько глубоких вдохов и выдохов, чтобы успокоиться, обхватывая себя руками. Еще никогда в жизни я не чувствовала себя настолько обманутой и одновременно одинокой, как в этот момент. Когда мое дыхание, наконец, восстанавливается, я нахожу в себе силы подойти к Люциферу, и осторожно взять его за подбородок, заставляя смотреть в мои блестящие от слез глаза. Если не было другого способа, оставался только один. Единственный. ‒ Посмотри сам, ‒ тихо, но очень твердо говорю, не сводя с него разбитого и печального взгляда, ‒ Посмотри. Мне нечего от тебя скрывать, ‒ слегка пожимаю плечами, сглатывая вновь подкатывающие к горлу слезы.

Подпись автора

,, но жить с ней — как в аду: что ни день,т о    о ч е р е д н а я   п-ы-т-к-а.  иногда мне кажется,
что когда-то я подписался на каждодневный БДСМ // без стоп слова ,,

С какой-то странной отстраненностью отмечаю, что мне по-прежнему также легко довериться ему, как и раньше. Я была так свято уверена, что за эти годы накопила столько зла в своей душе, что действительно убедила себя в том, что теперь он не имеет для меня ровным счетом никакого значения. Что наше общее прошлое случилось так давно, словно его и вовсе никогда не существовало. Что мы оба полностью изменились за это время, что я лишилась всей своей детской наивности и непосредственности, а он оброс еще большим панцирем из холода и равнодушия. Наверное, так все и было, вот только я совсем не ожидала от самой себя такой готовности доказать ему свою невиновность. Почему мне не все равно? Почему я просто не встала и не ушла отсюда, пока у меня была такая возможность, пока он предлагал мне сделать это по собственной воле? Пока я снова не увязла слишком сильно, как было все годы нашего с ним знакомства. Я получаю ответ на этот вопрос практически сразу же, когда Люцифер осторожно обхватывает мое лицо руками, а я инстинктивно дергаюсь, пытаясь оказаться подальше от него. Мы все просто ненавидим этот способ получения информации, он слишком болезненный, слишком личный, слишком выворачивающий тебя изнутри. Но я просто делаю это. Просто заставляю себя успокоиться, дышать глубже, сморгнуть сердитые соленые слезы, и позволить ему посмотреть. Позволить увидеть все то, что я так тщательно скрывала даже от самой себя. Потому, что, кажется, я все еще безгранично доверяю ему; пусть даже потом еще миллионы раз поплачусь за это.

Картинки сменяются в моей голове одна за другой, а демон читает мои воспоминания также легко и небрежно, словно пролистывает крайне интересную книгу. Одна сотня лет сменяется другой, а в моей голове все также нет ни следа от его лица. Я избегала его настолько, что старалась даже не смотреть в его сторону, гордо делая вид, что мне совершенно_все_равно на то, как он поступил со мной. Я вздрагиваю всем телом, усилием воли заставляя себя не отстраняться, когда он наконец добирается до нужного нам обоим фрагмента. По моим обнаженным рукам бегут мурашки, а голова слегка кружится, в груди словно заканчивается воздух; настолько я не хочу вспоминать это. Но мне приходится, и я снова вижу нас двоих, на несколько сотен лет моложе и в пару десятков раз наивнее. Мое плечо снова болит, как тогда, когда я зацепилась кончиками волос за какую-то ветку, и "элегантно" ударилась об ствол дерева, пока Люцифер не обернулся на шум, и весьма искренне посмеялся надо мной. Люци, я не успеваю за тобой, мои слова звучат в ушах так отдаленно, словно я смотрю старое кино, ведь мои крылья гораздо меньше твоих! Он улыбается, аккуратно помогая мне освободиться, и я слишком хорошо помню и знаю, что будет после. Слишком много бессонных ночей после одного-единственного поцелуя, слишком много вопросов к себе и к нему, но так мало ответов. Я задыхаюсь от подступившего к горлу комка из нервов и слез, когда его руки, наконец, отпускают мое лицо, и устало касаюсь лба рукой, словно надеясь навсегда стереть из памяти это воспоминание. Словно это когда-то будет возможно для нас обоих.

На какое-то короткое время я даже забываю, где и с кем нахожусь; просто безучастно смотрю на то, как демон разрушает пространство вокруг нас, точно также, как я рушила все внутри себя, пытаясь отыскать в этих руинах толику понимания и успокоения. Я знаю, как сильно он злится, эта энергетика циркулирует по воздуху вокруг нас обоих, и каждую его эмоцию я ощущаю, как свою. Сожаление насчет того, что все вышло именно так. Холодная ярость из-за того, что мы позволили обмануть себя, и обманули друг друга. Всепоглощающее чувство вины и желание исправить все прямо сейчас, по щелчку пальцев; если бы только это было возможно. Мне кажется, что я вот-вот упаду, если не ухвачусь за что-нибудь, но заставляю себя не терять по возможности холодной головы и здравого рассудка. Как бы тяжело это не было. Мои прохладные глаза встречаются с пылающим алым взглядом Люцифера, когда он оборачивается ко мне, и я просто молча качаю головой, стараясь не разрыдаться опять. ‒ Ничего не говори, ‒ поднимаю одну ладонь, упрямо сжимая челюсти, ‒ я не хочу слушать, хватит. ‒ внутри меня и так ничего не осталось, разве он этого не видит?.. От следующего жеста демона мои глаза расширяются, и я неверящим, стеклянным взглядом медленно наблюдаю за тем, как он опускается передо мной на колени. От шока из моего рта не вырывается ни одного членораздельного звука, и я просто молча смотрю на него в каком-то странном оцепенении, качая головой. Тело реагирует быстрее разума; как во сне, я протягиваю ему свою тонкую прозрачную ладонь, переплетая свои пальцы с его. ‒ Да, ‒ аккуратно сжимаю его руку, не веря в то, что он рассчитывал на какой-то другой ответ. ‒ Да, конечно. Как и всегда.

Я улыбаюсь ему сквозь вновь выступившие слезы, и мягко тяну на себя, помогая подняться на ноги. Пару мгновений мы просто молча смотрим друг на друга, и я первая не выдерживаю напряжения, выдыхая, ‒ К черту, иди сюда. ‒ обвиваю его ладонями, прижимаясь виском к груди, и медленно вдыхаю и выдыхаю все скопившееся напряжение, ощущая, как гулко и быстро стучит его сердце. Я не могу пошевелиться и сказать что-либо; все слова кажутся странными, лишними и ненужными. Замираю в мгновении, прикрывая глаза, просто позволяя ему держать меня в руках, позволяя моим ладоням осторожно гладить его по спине, вдыхая и выдыхая раскаленный воздух из легких. В реальность меня возвращает знакомый металлический привкус крови на губах, и я немного отстраняюсь, только сейчас вспоминая об окровавленной руке Люцифера. ‒ Давай я помогу тебе, ‒ если отпустишь, думаю про себя, осторожно освобождаясь из кольца его ладоней. ‒ Я сейчас.

Так уверенно, словно последний раз делала это вчера, прокладываю пункт в его ванную комнату, машинальным движением отсчитываю третью дверь шкафчика справа, и открываю его, потянув ручку на себя. Аптечка стоит здесь. На том же самом чертовом месте, где я всегда оставляла ее, когда заканчивала обрабатывать лицо демона после очередной веселой встречи с отцом. Я прикусываю губу; почему-то именно эта чертова аптечка становится последней каплей, которая заставляет комок из слез вновь подкатиться к горлу. Я прихватываю ее с полки, со злостью хлопая ни в чем не повинной дверцей, и возвращаюсь к Люциферу, который сидит на самом краешке своей кровати. Не говоря ни слова, беру его ладонь в свою, и начинаю осторожно обрабатывать, стирая с кожи капли крови.
‒ Я виновата не меньше тебя, ‒ наконец, говорю, не поднимая на него глаз, ‒ я могла бы прийти к тебе раньше, чтобы все прояснить. Но ты ведь меня знаешь, ‒ горькая усмешка заставляет уголки моих губ дернуться вверх, ‒ Я слишком гордая. Слишком эгоистичная, зацикленная на своих переживаниях. Я не смогла переступить через свои обиды. И мне правда очень жаль, ‒ выдыхаю последние слова, наконец, поднимая прозрачный серый взгляд к его лицу. Мои руки замирают над его ладонями, и я качаю головой, находя в успокаивающей тишине между нами какое-то освобождение. Наконец, я говорю: ‒ Я потратила столько времени на то, чтобы найти в себе ту чертову причину, по которой ты отдалился от меня. Если бы я только знала, что ее никогда не существовало. ‒ моя улыбка слишком грустная, а сердце не может выдержать его взгляд; я лишь мягко пожимаю плечами, и вновь беру его ладонь в свою, чтобы закончить начатое.

Подпись автора

,, но жить с ней — как в аду: что ни день,т о    о ч е р е д н а я   п-ы-т-к-а.  иногда мне кажется,
что когда-то я подписался на каждодневный БДСМ // без стоп слова ,,